правления Анны Иоановны, была буквально повержена в шок. Павловский фельдъегерь показался им грозным ангелом, который «с пламенным оружием гнал Адама с Евой из рая».

Потом Пензу поразила ещё одна «присылка»: из Петербурга прибыл эстафет с письмом и деньгами на дорогу для коллежской ассесорши Тухачевской. Тухачевская тотчас поскакала в Питер, а недоумённый город погрузился в толки, пересуды и догадки. Потом выяснилось, что одна из дочерей Тухачёвской, помещённых в Смольный, заболела, и императрица, курировавшая это учебное заведение, распорядилась вызвать к ней мать.

Министр внутренних дел В.П.Кочубей, получив донос, решил проверить владимирского губернатора И.М.Долгорукова весьма оригинальным способом: он направил во Владимир своего сотрудника статского советника П. М. Литвинова в качестве частного лица. Губернатор когда-то служил с младшим братом Литвинова в гвардии, вместе с ним воевал на русско-шведской войне и оказал Литвинову соответствующее внимание. Литвинов объяснил Долгорукову, что во Владимире находится проездом на пути в Пензу, где его ждёт престарелый отец. Он предъявил губернатору рекомендательное письмо Кочубея, в котором министр просил удовлетворить любопытство своего проезжего путешественника и показать ему заведения приказа общественного призрения. Кроме этих заведений Литвинов проявил «частный» интерес и к другим губернским учреждениям, что вызвало у губернатора некие подозрения, а именно, что г-н Литвинов «потихоньку ревизует меня в моём деле». Тайная ревизия огорчила Долгорукова, но он «проглотил» эту горькую пилюлю, поскольку очень высоко ценил и личные, и деловые качества Кочубея и пользовался его протекцией.

Граф Кочубей, очевидно, имел склонность к назначению необычных ревизоров. Так в 1805 году он поручил ревизию всех сибирских губерний, включая Владимирскую, сенатору и графу Ю.А.Головкину (1762—1846), отправлявшемуся с большим и пышным посольством в Китай. Вероятно Виктор Павлович, поручая послу Головкину обревизовать все губернии на его пути в Пекин, поступал весьма здраво и разумно, экономя массу денег на ревизорах.

На ревизию во Владимире сенатор Головкин потратил три дня и провёл её с большим знанием дела. Он внимательно выслушивал ответы на свои вопросы, вникал в детали, был учтив, строг и справедлив и вынес лестную оценку трудам губернатора. Он проанализировал дело о ссоре губернатора с вице-губернатором, полностью признал правоту Долгорукова и пообещал приложить все усилия, чтобы удалить из Владимира вице-губернатора Г.И.Колокольцева как не отвечавшего требованиям своей должности. Но на то, чтобы удалить Колокольцева из Владимира, понадобилось ещё два год – Гаврила Иванович оставил свой пост лишь в 1807 году. Кочубей препроводил отчёт Головкина Александру I, убывшему на войну с французами, и императору, естественно, в это время было не до владимирских дел.

Обычно ревизор главное внимание обращает на книги и соответствие отчётных документов реальному состоянию дел в ревизуемом учреждении. С этой задачей может справиться любой подьячий или секретарь. Настоящий, умный ревизор должен, по мнению Долгорукова, смотреть на то, как чиновники исполняют свои обязанности. «Многие пучат глаза и на самую простую ошибку», – пишет он, – «и не видят или жмурятся, когда явный плут сыплет, как бисер, перед ним кучу указов на память, и думают, что тут бездна премудрости». Головкин, по оценке Долгорукова, «глядел на ошибку без сердца, выговаривал, исправлял, но сердился на одно нечестие и где примечал его, не уважал там ни чином, ни лицом».

При всём этом граф отдавал должное и досугу. Он с удовольствием давал угощать себя, принимал участие во всех увеселениях и развлечениях, устроенных губернатором. Долгоруков пишет, что он больше жалел об отъезде графа из Владимира, нежели радовался.

А в ноябре на имя Долгорукова пришёл императорский рескрипт от 18 ноября 1805 года, в котором Александр I, ссылаясь на отчёт графа Головкина, писал, что «с удовольствием я видел благоустройство и порядок, кои он нашёл в управлении Владимирской губернии при обозрении его», и сообщал, что «приказал я к получаемым вами окладам производить вам из казначейства столовые деньги по 200 рублей в месяц, доколе вы в настоящем вашем звании пробудете».

На этом недруги Долгорукова не успокоились и нашли новый повод наслать на него ревизора – непорядки в содержании корабельных лесов. Петербург немедленно выслал во Владимир действительного статского советника Арсеньева. Губернатор знал его по Петербургу как мужичка бойкого, лукавого и пронырливого, несколько стушевавшегося при Екатерине, но быстро сделавшего карьеру при её сыне главным образом благодаря принадлежности к секции мартинистов. Последнее время стал ярым мизантропом. Он каждый день обедал у князя Ивана, вёл себя вежливо и приветливо, а за спиной его собирал на него компромат и пылал злобой.

В своих докладах в Петербург Арсеньев, к примеру, писал, что владимирское губернское управление «не внемлет указам его императорского величества и отложилось от подданства высокомонаршей власти», т.е. фактически обвинял Долгорукова в государственной измене. Ревизор подозревал всех в воровстве, обмане, притворстве и не гнушался никакими средствами, чтобы уличить их в совершении преступлений. Так он докладывал, что за время правления Долгорукова в губернии было истреблено корабельного леса на сумму 40 миллионов рублей. Между тем, корабельного леса во Владимирской губернии практически уже давно не было, а указанной суммы хватило бы на покупку всего лесного массива не только во Владимирской губернии, но и во всей России.

Из дела о казённом лесе, которое никак не клеилось, Арсеньев стал «стряпать» общее дело, обвиняя в совершении беззакония всю губернскую администрацию. Только чудовищность и нелепость возводимых обвинений могла нейтрализовать усердие этого лжепатриота. Впрочем, министр Куракин отнёсся к Долгорукову вполне благосклонно и «лесное дело» несколько поправил в пользу губернатора, да и другие ответственные сотрудники министерства поняли, что «бешеный иллюминат» Арсеньев явно переходил границы всякого ревизорского рвения. Во время отпуска Иван Михайлович приехал в Петербург и удостоился десятиминутной аудиенции у императора Александра, а 25 августа 1808 года за «усердную службу и особенные труды» в управлении Владимирской губернией был пожалован в кавалеры ордена Святой Анны 1-го класса с лентой.

Саратовский губернатор А.М.Фадеев за свою бытность в губернаторском кресле перенёс множество ревизорских набегов. Об одном из них, ревизоре А.И.Середе, протеже министра Л.А.Перовского, адъютанте его брата Василия Алексеевича, оренбургского генерал-губернатора (1833—1842), Андрей Михайлович с философским терпением отозвался так: «Ревизор Середа в некоторых отношениях был человек недурной, но в высшей степени приказная строка, точь в точь как и его земляки» из Малороссии известные своим ябедничеством Кныш, Калач и Бублик. Середа оказался человеком трудолюбивым, но всё своё трудолюбие он обращал на пустячные недочёты и упущения в работе губернских канцелярий47.

Фадееву в 1844 году встретился и «настоящий» ревизор по фамилии Цеймерн, приехавший в губернию проверять судебные органы, и Андрей Михайлович с удовлетворением отметил это в своих воспоминаниях.

С ревизорами нужно было ладить. Астраханский губернатор И.С.Тимирязев (1834—1844), по мнению Фадеева, не сумел установить общий язык с ревизором князем Гагариным (вероятно потомком повешенного Петром Великим сибирского губернатора) и «загремел под фанфары».

Андрей Михайлович ошибался: всё обстояло значительно проще. Л.А.Перовский в это время проводил кампанию по удалению неугодных губернаторов, и Иван Семёнович стал одной из её первых жертв. Редактор записок Фадеева, некто Н.Ф., сообщает, что Перовский проводил чистку губернаторов не по деловому признаку – ему было совсем не важно, хорош или плох был тот или иной губернатор. Важно было расставить в провинции своих креатур! Проворовавшегося или не справившегося со своими обязанностями Перовский увольнял без всяких церемоний, а делового и честного администратора обкладывал со всех сторон своими людьми и устраивал настоящую травлю.

На место уволенных Лев Алексеевич назначал главным образом подчинённых своего брата, Оренбургского генерал-губернатора, человека делового и честного. Это, согласно Н.Ф., дало повод острослову и князю А.С.Меньшикову сказать Николаю I следующее:

– Хотя Оренбургская губерния последние годы плоха на урожаи пшеницы, но зато уродила губернаторов на всю Россию. Только велика ли их ценность?

И, наконец, в конце губернаторского срока Перовский заслал в Саратов ещё одного ревизора – К.Н.Григорьева. При этом Перовский вызвал Фадеева в Петербург, освободив для Григорьева поле деятельности. Григорьев, настоящий подьячий и крючкотвор, развернулся во всю ширь своего узкого кругозора и забил последний гвоздь в «гроб» губернатора. Впоследствии Григорьев, став по протекции Перовского костромским губернатором (1846—1847), за один год натворил такое, что был с треском уволен с должности. Перовский стоял